- Кресты? - не понял Финалин. - Что еще за кресты?
Аня открыла рот, чтобы объяснить, но тут у нее зазвонил телефон.
- Да?
- Хэлло, Анна Павловна, - затараторила в трубку Люба. - Простите за беспокойство, но у меня тут аврал.
- Что случилось? - встревожено спросила Уголькова.
- Стоило вам уехать, как пришла мама Виталика Лапшина, вызванная в школу в связи с катастрофическим положением ее сына конец года не за горами, а у него неаттестат по физике. Ну, я ее спровадила к самому Матвею Иванычу, хотя она настаивала на личной беседе с вами.
- Что-то еще? - физик Матвей Иванович прекрасно разберется и с этой мамашей, и с ее сыном, подумала Уголькова, так что вряд ли Люба затеяла поднимать панику только из-за этого.
- Только, значит, мадам Лапшина ушла, забежала Ангелина Свихина из 9 «А», - продолжила Люба. - Чуть не в истерике билась, бедняжка, утверждала, что она тупа, как пробка, в жизни не сдаст ГИА и хочет прямо сейчас умереть. Пришлось отпаивать ее липовым чаем. Оказывается, они проверяли какую-то работу по математике, она набрала меньше всех баллов, и учительница заявила, что ей дорога только в ПТУ и что о должности выше кухарки ей и думать нечего. Пока девочка рассказывала, то снова расплакалась, и я отправила ее к медсестре.
- Напиши записку с именем учительницы и положи на мой стол, - велела Аня. - По приезде я с ней поговорю.
- Сделаю. После этого происшествия пришла Лолита Сергеевна, - услышав это, Аня чуть не застонала: Лолита Сергеевна Тихая была завучем и полной противоположностью своей фамилии; выражаясь простым языком, она являлась просто кошмаром. Она невзлюбила Уголькову с первой же их встречи и все время пыталась устроить так, чтобы Аню сняли как минимум с поста директора, а лучше и вышвырнули из школы. - Пришла-то она вроде как за бланками для ЕГЭ, но как выяснила, что вас нет, так у нее сразу такое гаденькое выражение лица стало…
- А как ты объяснила ей мое отсутствие? - с тревогой спросила Аня.
- Сказала, что вас в срочном порядке вызвал к себе директор «Пушкина», и она вполне удовлетворилась этим ответом. Хотя ей, конечно, приятней было бы услышать, что вы бросили работу и поехали развлекаться, - хихикнула Люба.
- Ты прекрасно знаешь, что это не так, - одернула ее Уголькова, впрочем, ощутив облегчение при мысли о том, что злобная завуч не прознала, куда она выехала на самом деле. - Это, надеюсь, все?
- Если бы, - простонала Люба. - У меня в приемной сейчас сидят человек десять родителей первоклассников и требуют вас и вашего объяснения того факта, что у их драгоценных детишек после бассейна началась аллергия.
- А я почем знаю? - вполне резонно сказала Уголькова. - Скажи им, что меня нет.
- Я уже говорила! - почти возопила Люба. - И к физруку Ивану Дмитриевичу их посылала, и к медсестре направляла, и к Лолите Сергеевне идти советовала! Они хотят говорить только с вами, потому что только вы, как они мне заявили, ответственны за жизнь и здоровье их детей, пока они в школе!
- Так, - сказала Аня, когда Люба закончила вопить. - Во-первых, успокойся, ничего страшного не случилось. Во-вторых, объясни им доступным языком, что меня вызвали по очень важному делу, и я бы рада их выслушать и помочь им, но просто не в состоянии. Скажи, что Лолита Сергеевна сейчас является моим заместителем и будет счастлива оказать им посильную помощь. Если это не сработает, то пригласи медсестру и поинтересуйся прямо при родителях, есть ли у данных учеников справки для бассейна, и нет ли каких-нибудь противопоказаний к его посещению, например, аллергии на хлорку. Все ясно?
- Анна Павловна, вы мне жизнь спасаете, - почти благоговейно сказала Люба.
- Да ладно тебе, - рассмеялась Уголькова. - Удачи с родителями. - Люба пробормотала еще несколько благодарственных слов и разъединилась.
- Проблемы на работе? - сочувственно спросил Финалин.
- Похоже на то, - вздохнула Аня. - Стоило мне уехать, как я сразу всем понадобилась.
- Вы уж извините, что я так ворвался в ваш график и оторвал вас от работы из-за какой-то бабушкиной тайны, - виновато сказал Финалин.
- Все нормально, я сама была рада вырваться из рутины, - улыбнулась Уголькова. - Секретарша у меня толковая и запросто решит все проблемы сама. Ах да, вы же спросили у меня, что такое «Кресты», - спохватилась она.
- Да, что это? - вновь полюбопытствовал Финалин.
- Вообще, «Кресты» - это следственный изолятор № 1 по городу Петербургу, - начала рассказ Аня. - Он был построен в 1884 г., и в нем в большинстве своем содержались политические преступники. Сейчас «Кресты» признаны памятником культуры. Там пока еще находятся заключенные, но уже строится новый изолятор, недалеко от старого, чтобы можно было выставить «Кресты» на торги и потом уже решить, что делать с этим зданием.
- А как СИЗО связан с целью нашего путешествия? - поинтересовался Финалин.
- Слушайте дальше. В 1921 году в «Крестах» был заключен Николай Гумилев, а в 1938-1939 годах Лев Гумилев, муж и сын Ахматовой соответственно. Теперь видите связь?
- По-моему, это слегка притянуто за уши, - сказал Финалин. - В конце концов, в «Крестах» сидели не только родственники Ахматовой, но и другие люди, и они вполне могли быть очень известными личностями.
- Бесспорно, - согласилась Уголькова. - В стенах этой тюрьмы побывали Николай Заболоцкий и маршал Рокоссовский, а Даниил Хармс даже умер там. Но дело не только в «Крестах». Напротив них установлен мемориал «Жертвам политических репрессий», на котором выгравированы строки Ахматовой. А неподалеку стоит памятник и самой поэтессе, с высеченными на нем строками из «Реквиема».
- Теперь понятно, - кивнул Финалин. - Мы и не могли ехать в другое место.
- Приехали, - оповестил их водитель, тормознув у мрачного каменного здания. - С вас три сотни.
- Я расплачусь, - быстро сказал Финалин и протянул таксисту бумажку номиналом в 500 рублей.
Пока коротышка искал сдачу, Уголькова вышла из машины и встала перед «Крестами». Сами по себе на ум пришли строки из «Реквиема»:
Перед этим горем гнутся горы,
Не течет великая река,
Но крепки тюремные затворы,
А за ними «каторжные норы»
И смертельная тоска.
Аня невольно содрогнулась, представив себе толпу женщин у дверей «Крестов». Сама Ахматова провела в тюремных очередях семнадцать месяцев без малого три года. После этого она написала поэму «Реквием». И в который раз в своей жизни Уголькова задалась вопросом: а стоила ли эта поэма тех мучений и ужасов, которые перенесла поэтесса и многие другие женщины, стоя перед бездушными каменными дверями день и ночь?
- Величественное зрелище, - заметил Финалин, отпустив такси и подходя к Угольковой. - Даже без вашего рассказа можно понять, что здесь происходило нечто нехорошее.
- «Нехорошее» - это очень мягко сказано, - вздохнула Аня и рассказала Финалину о том, что Ахматова провела у тюрьмы семнадцать месяцев. - Эти камни видели столько горя, слез, отчаяния… Если бы они могли говорить, чего бы они только не рассказали.
- Да уж, местечко действительно жуткое, - согласился Финалин. - И вы по-прежнему уверены, что здесь нас ждет разгадка?
- Да, - очнувшись от какого-то оцепенения, кивнула Уголькова. - Тетрадка у вас? - Финалин покопался в своем портфеле, вытащил ее и протянул Ане. Она открыла вступительное стихотворение. - Смотрите, сказано: «Look, every poem has it in, So now your search can begin».
- Выходит, мы могли сюда и не ездить? - спросил сбитый с толку Финалин.
- Да, если бы мы взяли за основу другое стихотворение; ведь если верить вашей дальней родственнице, смысл в каждом из них одинаковый. Мы могли открыть любое произведение и словно получить удар током - мол, вот же оно, сокровище! Но ни у вас, ни у меня такого не случилось, согласны? - Финалин кивнул. - Значит, идем дальше. «But if you want full information, Much bigger comes investigation». Вот мы и занимаемся этим исследованием. Опять же, можно было взять любое из стихотворений и построить поиск на нем, но на Ахматову здесь уже есть указание, так зачем усложнять себе жизнь? - Аня повернулась спиной к «Крестам» и посмотрела на Неву. Неподалеку от нее к парапету прислонился мужчина со скучающим выражением лица. Он скользнул по Угольковой взглядом, не выражающим ни малейшего интереса, и вновь уставился куда-то в небо. «Турист, наверное», - подумалось Ане. - Осталось понять, какой же смысл в то стихотворение вложила сама Ахматова.
- И вас сюда привело творчество Ахматовой? - раздался рядом с ней слегка дребезжащий голос. Аня обернулась и увидела рядом с собой женщину лет шестидесяти в красной юбке, шали и цветастом платке. Она вопросительно смотрела на Уголькову, и та кивнула. - Сколько я уже тут таких видела, - вздохнула женщина. - Приедут, поглазеют, самые образованные почитают что-то вслух чаще всего из «Реквиема», и едут дальше по своим делам. - Она еще раз вздохнула. - Но вы не похожи на них, - неожиданно заявила она, - вас сюда привело что-то действительно важное. Вас и вашего друга, - добавила она.
- Да, и, возможно, вы сможете нам помочь, - сказала Уголькова, обменявшись взглядом с Финалиным. - Видите ли…
- Ни слова больше! - подняла палец женщина. - Сначала мы перейдем на другую сторону Невы. Вы, конечно, знаете, что там находится, - она хитро посмотрела на Финалина.
- Мемориал «Жертвам политических репрессий» и памятник Ахматовой, - сказал он, чувствуя себя школьником, отвечающим заранее вызубренный урок.
- Я не ошиблась в вас, - торжественно сказала женщина.
Втроем они направились к мосту, чтобы перейти на другую сторону. Мужчина у парапета простоял в своей скучающей позе еще некоторое время, потом зевнул, потянулся и огляделся по сторонам, словно не зная, что ему еще можно поделать, особо не напрягаясь. Потом он не спеша встал и вразвалочку пошел к мосту.